– Ээ… Даже если ты права, это слишком. Я тону, как в трясине!
– Но, Оскар, ты не обязан принимать ничего, чего не хочешь. Мы можем жить скромно. В одной комнате со складывающейся в стену кроватью, если тебе этого хочется.
– Это не выход.
– Может, тебе подошла бы холостяцкая берлога где-нибудь в городе?
– «Выкидываем мои башмаки», да?
Ровным голосом она сказала:
– Муж мой, если ваши башмаки будут когда-нибудь выкинуты, то выкинуть их должны будете вы. Я перепрыгнула через вашу саблю. Обратно я не прыгну.
– Полегче! – сказал я. – Предложение-то было твое. Если я его неправильно понял, извини. Я знал, ты держишь собственное слово. Но может, ты о нем сожалеешь.
– Я не сожалею о нем. А ты?
– Нет, Стар, нет! Но…
– Что-то больно долгая пауза для такого короткого слова, – невесело сказала она. – Ты мне объяснишь?
– Хм… вот в этом-то и дело. Почему ты не объяснила мне?
– Что объяснила, Оскар? Объяснить можно так много всего.
– Ну, основное. Куда я попал. И в частности, что ты императрица всего этого… прежде чем позволять мне прыгать с тобой через саблю.
Выражение ее лица не изменилось, но по щекам покатились слезы. – Я могла бы ответить, но ты меня и не спрашивал…
– Я не знал, о чем спрашивать!
– Это верно. Я могла бы, не греша против истины, заявить, что, если бы ты спросил, я ответила бы. Я могла бы возразить, что не «позволяла» тебе прыгать через саблю, что ты отверг мои возражения насчет того, что необязательно оказывать мне честь вступления в брак по законам твоего народа… что я просто баба, которую можно опрокинуть, когда придет охота. Я могла бы заметить, что я не императрица, не королевских кровей, а работница, дело которой не позволяет ей даже роскоши побыть благородной. Это все справедливо. Но я не стану за этим прятаться: я прямо отвечу на твой вопрос. – Она перескочила на невианский. – Милорд Герой, я панически боялась, что если не покорюсь вашей воле, вы оставите меня!
– Миледи жена, неужели вы полагали всерьез что ваш рыцарь бросит вас в минуту опасности? – Я продолжил по-английски. Значит, вот где собака зарыта. Ты вышла за меня замуж потому, что Яйцо должно было быть снесено любым способом, а Ваша Мудрость подсказывала тебе, что для этой работы необходим я и что если ты за меня не выйдешь, я сломаюсь. Да, Ваша Мудрость тут дала маху; я не смываюсь. Глупо это с моей стороны, но я упрям. – Я стал вылезать из постели.
– Милорд любовь! – Она ревела в открытую.
– Извини. Надо найти пару ботинок. Посмотрим, далеко ли я смогу их зашвырнуть.
Я вел себя гнусно, как мог вести себя только мужик с раненой гордостью.
– Пожалуйста, Оскар, ну, пожалуйста! Выслушай меня сначала!
Я тяжело вздохнул.
– Говори.
Она схватила меня за руку, да так крепко, что если бы я попытался высвободиться, те потерял бы пальцы.
– Выслушай меня. Любимый мой, все было не так, Я знала, что ты не откажешься от нашего похода, пока он не кончится или пока мы не умрем. Я ЗНАЛА! У меня не только были сообщения за несколько лет до того, как я тебя вообще увидела, но мы ведь еще делили и радость, и опасность, и трудности; я знала тебе цену. Но если бы такое понадобилось, я опутала бы тебя сетью из слов, убедила бы согласиться лишь наполовину – пока не кончится поход. Ты романтик, ты согласился бы. Но милый, милый! Я ХОТЕЛА выйти за тебя замуж… связать тебя с собой по ТВОИМ правилам так, чтобы… – она остановилась сглотнуть слезы, – так, чтобы когда ты увидел все это – и это, и то, и все, что ты зовешь «своими игрушками», – ты ВСЕ РАВНО остался бы со мной. Это была не политика, это была любовь, любовь нерассуждающая и романтическая, любовь к самому тебе, милый.
Она уронила голову в сложенные ладони, и мне было едва ее слышно.
– Но я так мало знаю о любви. Любовь, как бабочка, что светит там, где сядет, и улетает, когда вздумается; цепями ее никогда не удержишь. Я согрешила, я попыталась удержать тебя. Знала я, что это нечестно, теперь я вижу, что это было грубо по отношению к тебе.
Стар с вымученной улыбкой на лице подняла взгляд.
– Даже у Ее Мудрости нет мудрости, когда в ней затронута женщина. Но, хоть я и глупая баба, я не настолько упряма, чтобы не понимать, что причинила вред любимому человеку, когда меня тычут в это носом. Пойди, пойди, принеси свою саблю; я перепрыгну через нее обратно, и рыцарь мой освободится из своей шелковой клети. Идите, милорд Герой, пока дух мой тверд.
– Сходи достань собственную шпагу, болтушка. Давно уже пора задать тебе трепку.
Внезапно она рассмеялась, как девчонка-сорванец.
– Но ведь моя шпага осталась в Карт-Хокеше, милый, Ты разве не помнишь?
– На этот раз ты не уйдешь!
Я сцапал ее. Стар увертлива, хоть и не малютка, и мускулы у нее на удивление. Но у меня преимущество в весе, да и боролась она не так упорно, как могла бы. Но все-таки я и кожу попортил, и синяков нахватался, прежде чем зажал ее ноги и завернул одну руку за спину. Я от души выдал ей пару шлепков, по силе как раз, чтобы каждый палец розово отпечатался, а потом интерес у меня пропал.
Вот и скажите мне эти слова вышли прямо из ее сердца или это была игра самой умной женщины Двадцати Вселенных?
Стар сказала:
– Я рада, мой прекрасный, что грудь у тебя не то что у некоторых, не собирает царапины, как полировка.
– Я еще ребенком был красив. Сколько грудей ты уже проверила?
– Так, вразброс, для примера. Милый, ты решил оставить меня?
– Пока да. Сама понимаешь, при условии хорошего поведения.
– Я бы предпочла, чтобы меня оставили при условии плохого поведения. Однако, пока ты в хорошем настроении – если я не ошибаюсь, – мне лучше рассказать тебе еще кое-что и принять порку, если она неизбежна.