Дорога славы - Страница 88

Он добавил:

– Система твоей страны достаточно свободна для того, чтобы ее герои занимались своим делом. Она должна продержаться – если ее гибкость не уничтожает изнутри.

– Надеюсь, что ты прав.

– Я прав. Эта тема мне знакома, и я не дурак, как считает Небби. Он прав насчет бесполезности «сложения нулей», но не понимает, что и сам он нуль.

Я усмехнулся.

– Не стоит позволять нулю выводить меня из себя.

– Совершенно не стоит. Особенно поскольку ты-то не нуль. Где бы ты ни оказался, твое присутствие будет ощутимо, ты не будешь частью стада. Я тебя уважаю, а я уважаю не многих. И никогда людей в целом. Я ни за что бы не смог стать демократом в душе. Чтобы кричать о том, что «уважаешь» и даже «любишь» огромную массу с хайлом на одном конце и вонючими ногами на другом, требуется дурацкое, некритическое, сахариновое, слепое, сентиментальное слюнтяйство, которое можно найти в некоторых воспитательницах детсадах, большинстве спаниелей и во всех миссионерах. Это не политическая система, а болезнь. Но не падай духом; твои американские политики невосприимчивы к этой заразе… а ваши дают ненулям свободу действий.

Руфо снова взглянул на мою саблю.

– Дружище, ты пришел сюда не затем, чтобы поплакаться на Небби.

– Да. – Я опустил глаза на знакомое острое лезвие. – Я принес ее, чтобы побрить тебя, Руфо.

– Как?

– Пообещал же я, что побрею твой труп. Я тебе задолжал за ту чистоту, с которой ты обработал меня. Ну вот я и пришел, чтобы побрить брадобрея.

Он медленно сказал:

– Но я еще не труп. – Он не двинулся с места. А вот глаза его шевельнулись, прикидывая расстояние между нами. Руфо не полагался только на то, что я буду вести себя «по-рыцарски»; слишком много он прожил.

– Ну, это можно уладить, – весело сказал я, – если только я не получу от тебя прямых ответов. Он чуточку расслабился.

– Постараюсь, Оскар.

– Пожалуйста, больше чем постарайся. Ты моя последняя надежда. Руфо, это должно остаться между нами. В тайне даже от Стар.

– Под Розой . Даю слово.

– Без сомнения, со скрещенными пальцами. Но рисковать не пробуй, я серьезно. И отвечай прямо, мне это необходимо. Мне нужен совет насчет моего брака.

Он помрачнел.

– А я еще хотел пойти сегодня прогуляться. Сел зачем-то вместо этого за работу. Оскар, я бы скорее взялся критиковать у женщины ее первенца или даже ее выбор шляпок. Намного безопаснее учить акулу кусаться. Что, если я откажусь?

– Тогда я тебя побрею.

– С тебя станется, лапастый ты главарь! – Он нахмурился. – «Отвечай прямо»… Не это тебе нужно, а плечико, на котором можно поплакаться.

– Может, и это тоже. Но мне и правда нужны прямые ответы, а не те басни, которые ты и во сне можешь рассказывать.

– Значит, я в обоих случаях проигрываю. Говорить человеку правду о его браке – это самоубийство. Думаю, я лучше посижу и посмотрю, хватит ли у тебя духа хладнокровно меня зарезать.

– Ай да Руфо, если хочешь, я положу свою саблю под любые твои запоры. Ты знаешь, я никогда бы не обнажил ее против тебя.

– Ничего я такого не знаю, – брюзгливо сказал он. – Все всегда случается впервые. Поведение подлеца предсказать можно, но ты человек чести, и это меня пугает. Не могли бы мы это организовать по системе связи?

– Кончай, Руфо. Мне больше не к кому обратиться. Я хочу, чтобы ты говорил откровенно. Я знаю, что советующий в вопросах брака должен говорить начистоту, без недомолвок. Во имя той крови, что мы пролили вместе, я прошу тебя дать мне совет. И, само собой, откровенно!

– «Само собой», да? В последний раз, когда я на это потел, ты был за то, чтобы вырезать мне язык. – Он угрюмо посмотрел на меня. – Но я всегда вел себя по-дружески, когда дело касалось дружбы. Слушай, я поступлю благородно. Говори, а я буду слушать… Если случится, что ты будешь говорить так долго, что мои натруженные старые почки застонут и я буду вынужден оставить ненадолго приятное твое общество… что ж, тогда ты неправильно поймешь меня, уйдешь надутый, и больше мы об этом никогда разговаривать не будем. Как?

– Годится.

– Слово предоставляется тебе. Начинай.

Я начал говорить. Я подробно изложил свою дилемму и упадок духа, не щадя ни себя, ни Стар (это было и для ее блага, а говорить о наших самых интимных моментах необходимости не было; по крайней мере, здесь все было в ажуре). Но я рассказал и о наших ссорах, и о многом другом, что лучше не выносить из семьи, я ДОЛЖЕН был это сделать.

Руфо слушал. Спустя какое-то время он встал и начал ходить взад-вперед с озабоченным видом. Однажды он пощелкал языком из-за тех, которых Стар привела домой.

– Не стоило ей звать своих служанок. Но постарайся забыть об этом, парень. ОНА все время забывает, что у мужчин есть чувство стыда, в то время как у женщин – лишь обычаи. Прости Ей это.

Немного позже он сказал:

– Не нужно ревновать к Джоко, сынок. Он даже кнопку забивает кувалдой.

– Я не ревную.

– То же самое говорил Менелай. Но не забывай оставлять место для маневра. Это нужно в каждом браке.

Наконец я умолк, рассказав ему о предсказании Стар насчет моего отъезда.

– Я ни в чем Ее не виню, и разговор этот выправил мне мозги. Теперь я могу протерпеть сколько надо, вести себя прилично и быть достойным мужем. Ведь она жутко собою жертвует, чтобы делать свое дело, и самое меньшее, на что способен я, это облегчить ее душу. Она так мила, мягка и добра.

Руфо остановился немного в стороне от меня, спиной к столу.

– Ты так считаешь?

– Я в этом убежден.

– ОНА СТАРАЯ МЫМРА!

Я пулей вылетел из кресла и кинулся на него. Сабли я не обнажал. Не подумал об этом, да и вообще не стал бы. Мне хотелось своими руками добраться до него и наказать его за то, что он так говорит о моей возлюбленной.