Дорога славы - Страница 86

Утром разговора об уходе Стар в отставку не заходило. Негласным quid pro quo было то, что если она намерена выйти в отставку, я проторчу до этих пор (ТРИДЦАТЬ ЛЕТ!) где-нибудь поблизости. Ее Мудрейшество пришла к выводу, что это не по силам, и не стала об этом говорить. Мы роскошно позавтракали, дерзка себя в приподнятом настроении и храня сокровенные мысли при себе.

О детях тоже не вспоминали. Да нет, я решил найти ту клинику и сделать то, что надо. Ведь ей захочется смешать свою звездную породу с моей обычной кровью, пожалуйста, хоть завтра или через сто лет. Или нежно улыбнуться и приказать выкинуть ее вместе с прочим мусором. Из моей семьи никто даже мэром городишка-то не был, а тягловую скотину не выставишь на скачки Ирландского Тотализатора. Если бы Стар скомпоновала из наших генов ребенка, он был бы сентиментальным «залогом любви», просто пуделем помоложе, с которым она могла бы забавляться, прежде чем позволить ему идти другим путем. Не больше чем сентиментальность, столь же слащавая, если не столь же патологическая, как у ее тетушки с мертвыми мужьями, ибо Империуму подозрительная моя кровь была не нужна.

Я поднял глаза на висящую напротив меня саблю. Я не притрагивался к ней с того вечера, когда Стар решила нарядиться в одеяние Дороги Славы. Я снял ее, нацепил и вынул из ножен – почувствовал знакомый прилив энергии и внезапно представил себе долгую дорогу и замок на холме.

Какие у рыцаря могут быть обязанности перед дамой сердца, когда поход окончен?

Кончай валять дурака, Гордон! Каковы обязанности МУЖА перед ЖЕНОЙ? Вот эта самая сабля: «Прыгайте, Жулик с Принцессой, во всю прыть, Моей женой должна ты ВЕЧНО быть…» «…в богатстве и в бедности, в доброте и во зле… люби и лелей до конца своих дней». Вот что я хотел скачать своей рифмовкой, и это понимала Стар, и я это понимал, – и тогда, и сейчас.

Когда мы давали клятву, похоже было на то, что смерть разделит нас в тот же день. Но это не принижало значения клятвы, ни той глубины чувства, с которой я давал ее. Я прыгал через саблю не для того, чтобы позабавиться перед смертью на травке; это мне могло и без того достаться. Нет, я ведь хотел «…хранить и заботиться, любить и лелеять до самого смертного часа»!

Стар сдержала свою клятву до последней буквы. Почему же у МЕНЯ чешутся пятки?

Колупни Героя поглубже, и обнаружится дерьмо.

Герой в ОТСТАВКЕ – глупость не меньшая, чем те безработные короли, которыми забита вся Европа.

Я выскочил из нашей «квартиры», не сняв сабли и не обращая внимания на изумленные взгляды, аппортировался к нашим врачам, выяснил, куда мне двигать, отправился туда, сделал то, что надо, сказал главному биотехнику, что он должен сообщить Ее Мудрости, и заткнул ему глотку, когда он полез с расспросами.

Потом вернулся к ближайшей будке аппортировки и заколебался – мне нужен был товарищ так же, как члену «Алкохоликс Анонимус» нужно, чтобы его держали за руку. Но близких друзей у меня не было, только сотни знакомых. Супругу императрицы нелегко обзавестись друзьями.

Оставался один только Руфо. Но за все те месяцы, что я жил в Центре, я ни разу не бывал у Руфо дома. Варварский обычай зайти повидать знакомых на Центре не практиковался, и с Руфо я встречался только в резиденции или на вечерах; он никогда не приглашал к себе домой. Нет, никакой охлажденности тут не было; мы часто виделись с ним, но всегда он приходил к нам.

Я поискал его в справочниках аппортировки – нет. Потом с тем же результатом прочел списки видеосвязи. Я вызвал Резиденцию, вышел на заведующего связью. Он сказал, что «Руфо» – это не фамилия, и попытался отделаться от меня. Я сказал:

– Ну-ка погоди, канцелярская крыса! Тебе, видно, слишком много платят. Если ты меня отключишь, то через час будешь, заведовать дымовыми сигналами в Тимбукту. А теперь слушай. Этот тип пожилого возраста, лысый, одно из его имен, как я считаю, «Руфо», и он видный специалист по сравнительной культурологии. И к тому же он внук Ее Мудрейшества. Я думаю, ты знаешь, кто он такой, и тянешь волокиту только из бюрократического высокомерия. Даю тебе пять минут. Потом вызываю Ее Мудрейшество и спрашиваю ее, а ты начинаешь укладывать вещи.

(«Стоп! Опасность! Еще один старый Руфо (?), ведущий срав. культурист. Яйцеклетка Мудрости – сперматозоид-зародыш. Пятиминутка. Лжец и/или дурак. Мудрости? Катастрофа!») Меньше чем через пять минут образ Руфо заполнил экран.

– Ого! – сказал он, – А я-то ломал голову, у кого хватило веса, чтобы пробить мой приказ о несоединении.

– Руфо, можно мне прийти к тебе?

Скальп его собрался морщинками.

– Мыши в кладовке, сынок? Твое лицо напоминает мне тот раз, когда мой дядя…

– Не надо, Руфо!

– Хорошо, сынок, – мягко сказал он. – Я отошлю танцовщиц домой. Или оставить их?

– Мне все равно. Как тебя найти?

Он сообщил мне, я выстукал его код, добавил номер своего счета и оказался там, в тысяче миль за горизонтом. Поместье Руфо было местом не менее роскошным, чем у Джоко, и на тысячу лет более совершенным. У меня создалось впечатление, что у Руфо самый большой штат прислуги на всем Центре и сплошь женский. Однако все служанки, гости, двоюродные сестры и дочки составили целый комитет по встрече – чтобы посмотреть на того, с кем спит Ее Мудрость. Руфо расшугал их и провел меня в свой кабинет. Какая-то танцовщица (очевидно, секретарь) суетилась над бумагами и пленками. Руфо шлепком по заду отослал ее, усадил меня в удобное кресло, сунул мне стакан, придвинул сигареты, сел сам и стал молчать.

Курение не пользуется популярностью на Центре по причине того, что они пользуются кое-чем вместо табака. Я взял одну сигарету.