Дорога славы - Страница 73

Одна хозяйка салона пожаловалась мне, как СКУЧНО стало в обществе при новых правилах – не смогу ли я что-нибудь предпринять?

Я предпринял. Разыскал Стар и рассказал ей услышанное, вслед за чем мы ушли на бал пьяных художников – настоящее луау!

Центр – это такое рагу из культур, рас, обычаев и стилей, что правил в нем немного. Единственным неизменным законом было: не лезь со своими законами ко мне. Каждый носил то же, что и дома, или экспериментировал с другими стилями; любой званый вечер был похож на маскарад со свободой выбора костюмов. Приглашенный мог бы, не вызывая нареканий, абсолютно голым появиться на званом вечере – иные, слабое меньшинство, так и делали. Я говорю не о нелюдях и волосатых людях; одежда не для них. Я имею в виду людей, которых в американской одежде было бы не отличить в Нью-Йорке, и других, которые даже на Л'иль дю Леван привлекли бы к себе внимание, ибо волос у них нет вовсе, вплоть до бровей. Это для них является источником гордости; показывает их «превосходство» над нами, волосатыми обезьянами, они горды этим так же, как голытьба Джорджии гордится нехваткой меланина. Поэтому обнаженными они ходят чаще, чем другие человеческие расы. Мне их внешность показалась пугающей, но к этому привыкаешь.

Стар, выходя из дому, надевала одежду, поэтому я одевался тоже. Она не пропускала ни единой возможности приодеться – умилительная слабость, которая время от времени позволяла забывать ее положение в империи. Ни разу не повторяла она своих нарядов, вечно пробовала что-нибудь новенькое – и огорчалась, если я этого не замечал. Кое-что из выбранного ею вызвало бы разрыв сердца даже на пляжах Ривьеры. Она считала, что наряд женщины неудачен, если у мужчины не возникает желания сорвать его.

Одним из наиболее эффективных костюмов Стар был самый простой. У нас неожиданно оказался Руфо, и ей вдруг пришло в голову одеться так, как мы были одеты в походе за Яйцом, и – бум-трах – костюмы оказались в наличии или, вполне возможно, изготовлены по заказу. Невианская одежда – крайняя редкость на Центре.

С той же быстротой появились луки, стрелы и колчаны, и мы превратились в Веселых Молодцев. У меня поднялось настроение, когда я пристегивал Леди Вивамус к поясу; со времени огромной Черной Башни она так и висела нетронутой на стене моего кабинета.

Стар – ноги поставлены твердо, кулаки сжаты на бедрах, голова откинута, глаза сияют и щеки горят – стояла передо мной.

– Ах, как это здорово! Как хорошо, как МОЛОДО я себя чувствую! Дорогой, пообещай мне, по-честному, что мы когда-нибудь снова отправимся за приключениями! Мне так дьявольски надоедает быть благоразумной.

Она разговаривала по-английски, так как язык Центра плохо приспособлен для передачи таких мыслей. Он обработан за тысячелетия заимствований и изменений; это упрощенный, обрубленный, формализованный и урегулированный язык.

– Подходяще, – согласился я. – Ты как считаешь, Руфо? Охота тебе пройти по Дороге Славы?

– Когда ее заасфальтируют.

– Тьфу. Пойдешь, я тебя знаю. Когда и куда, Стар? Впрочем, неважно куда. Только когда. Плюнем на вечеринку, давай прямо сейчас.

Внезапно веселость ее исчезла.

– Милый, ты же знаешь – мне нельзя. Я еще и на треть не прошла всей своей подготовки.

– Надо было расколотить мне это Яйцо, когда я его нашел.

– Не сердись, дорогой, давай пойдем на этот вечер и как следует повеселимся.

Так мы и сделали Передвижение по Центру осуществлялось с помощью аппортов, искусственных «Врат», которые обходятся без «волшебства» (или, наоборот, еще больше его требуют). Маршрут выбирается нажатием кнопок, как в лифте, так что дорожных проблем в городах нет – как и тысячи других неприятных вещей; в своих городах они не позволяют вылезать наружу. В этот вечер Стар решила сойти незадолго до конца пути, прошествовать через парк и пройти до входа. Она знает, как удачно трико подчеркивает ее длинные ноги и крепкие ягодицы; бедрами она покачивала, как индианка.

Ребята, мы произвели фурор! Сабель в Центре не носит никто, кроме разве что гостей. Луки со стрелами тут тоже все равно что зубы у курицы. Мы выделялись из массы, как рыцарь в доспехах на Пятой авеню.

Стар была довольна, как ребенок любимой игрушкой. Я тоже. Чувство было такое, точно на плечах находятся рукояти боевых топоров; хотелось отправиться на охоту на драконов.

Мы попали на бал, весьма похожий на земной. (Если верить Руфо, главное развлечение у всех наших рас повсюду одно и то же; собираться толпами, чтобы поесть-попить и посплетничать. Он уверяет, что холостяцкие пирушки и девичники – это признаки нездоровой культуры. Не стану спорить.) Мы прошествовали вниз по величественной лестнице, музыка оборвалась, народ ахал, уставившись на нас, – а Стар наслаждалась оказываемым вниманием. Музыканты вновь кое-как принялись за дело, а гости вернулись к официальной вежливости, которой обычно требовала императрица. Но внимание к нам не исчезло. Раньше я думал, что эпизод похода за Яйцом составляет государственную тайну, так как ни разу не слышал упоминаний о нем. Но даже в случае рассекречивания, как мне казалось, детали его будут известны лишь нам троим.

Как бы ни так. Всем было известно и то, что эти костюмы означают, и многое другое. Я стоял у буфета, накачиваясь коньяком с «Дэгвудом» собственной конструкции, когда меня поймала на удочку сестра Шехерезады, та, что покрасивее. Она принадлежала к одной из не совсем похожей на нас человеческих рас. Одета она была в рубины с большой палец величиной и довольно-таки не просвечивающую ткань. Росту в ней, босиком, было не больше пяти футов пяти дюймов, весу фунтов сто двадцать, а талия в обхвате, наверное, была не больше пятнадцати дюймов. Это подчеркивало величину других ее частей, которая в подчеркивании не нуждалась. Она была брюнеткой с самыми раскосыми глазами, которые мне доводилось видеть. Похожа она была на красивенькую кошечку, а смотрела на меня так, как кошка смотрит на птичку.