Дорога славы - Страница 60

– Меня? Ни царапины.

– А что это у вас на форме? Томатный соус? Кто-нибудь когда-нибудь предложит вам порошка на понюшку . Давайте-ка посмотрим.

Я дал ему расстегнуть мою куртку. Кто-то, пользуясь зубьями ножовки, выпилил во мне дырку на левом боку под ребрами. Я ее не замечал и не чувствовал, пока не увидел; тут она заболела, и я почувствовал слабость в желудке. Я категорически против насилия по отношению ко мне. Пока Руфо ее бинтовал, я глазел по сторонам, чтобы не смотреть на нее.

Мы перебили их, примерно с дюжину, прямо тут же вокруг нас, плюс, наверное, еще полстолько тех, кто побежал, и перестреляли, как мне кажется, всех, кто бежал. Как? Как может шестидесятифунтовая собака, вооруженная только зубами, схватить, сбить с ног и задержать вооруженного человека? Ответ: решимость в атаке.

Я думаю, мы появились в момент, когда в месте, известном как Врата, менялся караул. Если бы мы появились с невынутым из ножен оружием, нас бы перебили. А так получилось, что мы истребили целую толпу прежде, чем до большинства дошло, что идет бой. Они были разбиты, деморализованы, и мы прикончили остальных, включая тех, кто попытался дать деру. Каратэ и многие серьезные формы ведения боя (бокс несерьезен, так же как и все, что подчиняется правилам) – они все построены на одном и том же: атака напропалую, с напряжением всех сил и без боязни. Тут все зависит не столько от умений, сколько от настроя.

У меня хватило времени на осмотр бывших наших врагов: один, с распоротым животом, лежал лицом ко мне. Я бы назвал их Игли, только экономичной модели. Без особых приукрашиваний, без пупков и без больших мозгов – предположительно созданные с единственной целью: сражаться, стараясь остаться живыми. Что можно отнести и к нам тоже. Но мы были проворнее.

От их вида у меня заболел желудок, и я перевел взгляд на небо. Ничуть не лучше – порядочным небом это не назовешь: ничего нельзя разглядеть. Везде что-то копошилось, и цвет был какой-то не такой, раздражающий, как на некоторых абстрактных картинах. Я снова стал смотреть на наши жертвы, казавшиеся по сравнению с этим «небом» почти нормальными.

Пока Руфо врачевал меня, Стар натянула трико и обулась в свои котурны.

– Ничего, если я сяду? Куртку надо надеть, – спросила она.

– Не надо, – сказал я. – Может, они подумают, что мы убиты. Мы с Руфо помогли ей одеться так, что ни один из нас не показался из-за баррикады трупов. Я точно знаю, что мы причиняли боль ее руке, однако она сказала только:

– Оружие повесьте с левой стороны. А теперь что, Оскар?

– Где подвязки?

– Здесь. Но я не знаю, сработают ли они. Это очень необычное место.

– Уверенней, – сказал я ей. – Ты же мне это сама говорила несколько минут тому назад. Заставь свой ум работать с верой в то, что сможешь.

Мы сложили в один ряд с собой свою поклажу, увеличившуюся теперь на три «ружья» да такого же вида пистолеты, потом выложили дубовую стрелу острием к верхушке Башни Высотою в Милю. Она целиком занимала одну из сторон места действия, похожая больше на гору, чем на здание, черная и громадная.

– Готовы? – спросила Стар. – Только вы оба тоже верьте! – Она быстро начертила что-то пальцем на песке. – Вперед!

Мы устремились вперед. Оказавшись в воздухе, я почувствовал, какой уязвимой мишенью мы стали. Однако мы и на земле были мишенью для кого угодно из той башни, и было бы хуже, если бы мы отправились пешком.

– Быстрее! – завопил я в ухо Стар. – Прибавь нам скорости!

Прибавили. Воздух свистел у нас в ушах, и нас бросало ввверх, вниз и в стороны, когда мы проносились над изменениями силы тяжести, о которых предупреждала меня Стар. Вероятно, это нас и спасло; из нас получилась трудная для попадания мишень. Впрочем, если мы накрыли ту стражу целиком, то было вполне допустимо, что в Башне еще никто не знал о нашем появлении.

Почва внизу была черно-серой пустыней, окруженной кольцевой горной цепью наподобие лунного кратера, а Башня занимала место центрального пика. Я отважился еще раз глянуть на небо и попробовал его раскусить. Звезд нет. Неба ни черного, ни синего – свет со всех сторон. «Небо» состояло из лент, вскипающих масс и теневых провалов всех цветов радуги.

– Что за, господи помилуй, планета такая? – потребовал я разъяснить.

– Это не планета, – прокричала она в ответ. – Это место в непохожей на нашу Вселенной. Оно не годится для жизни.

– Кто-то же здесь живет, – я указал на Башню.

– Нет-нет, никто здесь не живет. Это было построено исключительно для охраны Яйца.

Вся чудовищность этой мысли до меня дошла не сразу. Я вдруг вспомнил, что нам нельзя отважиться ни поесть, ни попить здесь – и призадумался, как же мы можем дышать этим воздухом, если химический состав здесь так губителен. Грудь у меня сдавило и стало жечь. Так что я задал Стар вопрос, а Руфо застонал. Он заслужил стон-другой; его не стошнило. Как мне кажется.

– О, часов двенадцать как минимум, – сказала она. – Забудьте об этом. Неважно.

После чего грудь у меня заболела всерьез, и я тоже простонал.

Тут как раз нас и выбросило на верхушку Башни; Стар едва успела выпалить заклинание, чтобы нас не пронесло мимо.

Вершина была плоская, вроде бы из черного стекла, примерно ярдов двухсот по площади, и ни малейшего выступа, чтобы закрепить веревку. Я рассчитывал, по крайней мере, на вентиляционную систему.

Яйцо Феникса лежало ярдах в ста прямо под нами. Я держал в уме, если нам суждено было добраться до Башни, два плана. К верным направлениям до Яйца – до Рожденного Никогда, до Пожирателя Душ, до важной шишки, сторожащей его, – вело три отверстия (из сотен). Одно находилось на уровне почвы, и я его в расчет не принимал. Второе было в паре сотен футов над землей, и я над ним задумывался всерьез: выпустить стрелу с несущей бечевой так, чтобы она прошла над любым выступом, выше той дыры; с ее помощью забросить наверх крепкую веревку, потом взобраться по этой веревке – пустяк для любого первоклассного альпиниста, каким я не был, зато вот Руфо был.