ТРИ ДНЯ спустя мы вновь выехали оттуда.
На этот раз завтрак был шикарным. На этот раз по обеим сторонам нашего проезда были выстроены музыканты. На этот раз нас провожал сам Доралец.
На этот раз Руфо, шатаясь, подошел к своей животине, обнимая каждой рукой по красотке и держа в каждой руке по бутылке, затем, после крепких поцелуев еще примерно с дюжиной, был поднят в седло и закреплен в положении отдыха. Он тут же уснул, захрапев еще до того, как мы тронулись.
На прощание меня поцеловали несчетное количество раз, причем у некоторых не было никаких оснований делать это так страстно, ибо я был всего учеником на Героя, все еще начинающим это ремесло. В общем-то это неплохое ремесло, невзирая на ненормированный рабочий день, профессиональные опасности и совершенно никаких гарантий жизни; у него есть побочные доходы, открывается много вакансий и возможность быстрого продвижения по службе для человека напористого и не отказывающегося повышать квалификацию. Доралец казался мной вполне доволен.
За завтраком он воспел мою недавнюю доблесть в тысяче сложнейших строчек. Но я был трезв и не допустил, чтобы его хвалы наполнили меня мыслями о собственном величии; я уже понимал, что к чему. Очевидно ему все время что-то чирикала в ухо пташка – только чирикала она неправду. Даже Джон Генри, Стальной Человек, не смог бы сделать того, что, как гласила она Джоко, сделал я.
Но я принял ее, придав своим чертам каменно-благородное выражение, потом встал и выдал «Кейси у биты», вкладывая все сердце и душу в: «Мощный Кейси тут как ахнул!»
Стар дала этому свою интерпретацию. Я восхвалил (как пела она) женщин Дорала, причем мысли в это вкладывались такие, которые обычно связываются с Мадам Помпадур, Нелл Гвин, Теодорой, Нинон де Ленкло и Рэйнджи Лил. Она не стала поминать этих знаменитых леди; вместо этого она дала точные описания, в невианских панегириках, которые покоробили бы и Франсуа Вий она.
Так что мне пришлось выходить на «бис». Я преподнес им «Дочь Рейли», потом «Бармагист», да еще с жестами.
Стар истолковала мое исполнение по духу; она сказала то, что сказал бы я, если бы я был способен импровизировать поэзию. Ближе к концу второго дня я наткнулся случайно на Стар в парилке помещичьих бань. На протяжении часа мы, завернувшись в простыни, лежали на стоящих рядом каменных плитах, пропариваясь и восстанавливая мышцы. Наконец я выпалил ей, какое изумление – и восторг – я чувствовал. Я сделал это, как баран, но Стар была тем, перед кем я отважился обнажать свою душу.
Она серьезно меня выслушала. Когда я выдохся, она тихо сказала:
– Мой Герой, как вы поняли, я не знаю Америки. Но судя по тому, что говорит мне Руфо, ваша культура единственная в своем роде среди всех Вселенных.
– Ну, конечно, понимаю, что в США плохо разбираются в таких вещах, не так, как во Франции.
– Франция! – Она величественно пожала плечами. – «Латиняне вшивые любовники». Я где-то это слышала, и свидетельствую, что это верно. Оскар, насколько мне известно, из всех полуцивилизованных культур ваша – единственная, в которой любовь не считается величайшим искусством и не изучается со всей серьезностью, которой она заслуживает.
– Ты имеешь в виду то, как ею занимаются здесь. Фью! «Слишком хорошо для простых людей!»
– Нет, я НЕ имею в виду то, как здесь ею заниматься. Она заговорила по-английски:
– Как я ни люблю наших здешних друзей, но культура эта – варварская и искусства их – варварские. Нет, в своем роде здесь хорошее искусство, очень хорошее; у них честный подход. Но если нам удастся выжить, после того как нашим заботам придет конец, я хочу, чтобы вы попутешествовали по Вселенной. Вы увидите, что я имела в виду.
Она встала, собрав простыню в подобие тоги.
– Я рада, что вы довольны, мой Герой. Я горжусь вами. Я полежал еще немножко, обдумывая все, что она сказала. «Высочайшее искусство» – а там, дома, мы его даже не изучали, не говоря уже о том, чтобы сделать какую-нибудь попытку его преподавания. На балет уходят многие годы. Да и, например, петь в Мет не нанимают только из-за одного громкого голоса.
Почему «любовь» должна классифицироваться как «инстинкт»? Конечно, аппетит к сексу – это инстинкт – но разве обычный аппетит сделал какого-нибудь обжору гурманом, любую кухарку Кордо Блё ? Черт возьми, да чтобы стать даже кухаркой, надо же УЧИТЬСЯ.
Я вышел из парной, насвистывая «Все лучшее в жизни дается бесплатно». Потом вдруг оборвал песню, ощутив внезапную жалость ко всем своим бедным, несчастным соотечественникам, лишенным своего кровного права самым громадным надувательством в истории.
В миле от дома Доралец пожелал нам доброго пути, обняв меня, поцеловав Стар и взъерошив ей волосы; потом он и весь его эскорт обнажили оружие и отдавали нам честь, пока мы не скрылись за следующим подъемом. Мы со Стар правили колено в колено, а Руфо храпел позади нас.
Я посмотрел на нее; уголок ее рта дергался. Она поймала мой взгляд и благовоспитанно сказала:
– Доброе утро, милорд.
– Доброе утро, миледи. Хорошо ли вы почивали?
– Очень хорошо. Благодарю вас, милорд. А вы?
– Тоже хорошо. Спасибо.
– Вот как? «Что за странная штука, которую собака сделала ночью?»
– «Собака ничего не сделала ночью, вот в чем странная штука», – ответил я с невозмутимым видом.
– В самом деле? Такая-то веселая собака? А кто тогда был тот рыцарь, которого я в прошлый раз видела с леди?
Внезапно она ухмыльнулась, шлепнула меня по бедру и завопила партию хора из «Дочери Рейли». Вита Бревис зафыркала; Арс Лонга навострила уши и укоризненно оглянулась.