Я обмозговал все это.
– Тогда почему же ты здесь, Руфо?
– Милорд?
– Можешь снизить частоту своих «сэр» до раза в минуту. Почему ты здесь? Если твоя оценка правильна, одна твоя шпага и твой лук не смогут изменить результата. Она предоставила тебе хороший шанс вовремя смыться. Так что же это? Гордость? Или ТЫ Ее любишь?
– О Господи, да нет!
И вновь Руфо предстал передо мной полностью шокированным.
– Извините меня, – продолжал он. – Вы застали меня врасплох. – Он поразмыслил немного. – Причин, я понимаю, две. Первая в том, что если Джоко позволит нам пойти на переговоры, так она умеет заговаривать зубы. А во-вторых, – он искоса глянул на меня, – я суеверен, я это признаю. Вы удачливый человек. Я видел это. Поэтому я хочу быть к вам поближе, даже когда рассудок подталкивает меня бежать. Вы могли бы упасть в выгребную яму и…
– Глупости. Послушал бы ты историю моих неудач.
– В прошлом – возможно. Но я ставлю на кости, пока они катятся.
Он замолчал. Немного погодя я сказал:
– Оставайся здесь.
Я прибавил скорости и поравнялся со Стар.
– План такой, – сказал я, – когда мы туда прибудем, ты останешься на дороге вместе с Руфо. Я въезжаю к нему один. У нее перехватило дыхание.
– О милорд! Нет!
– Да.
– Но…
– Стар, ты хочешь, чтобы я вернулся? Как твой защитник и рыцарь?
– Всем сердцем!
– Вот и хорошо. Тогда поступи по-моему. Она помедлила перед ответом.
– Оскар…
– Да, Стар.
– Я сделаю все, как вы скажете. Но, может, вы позволите мне объяснить, прежде чем решать, что приказать?
– Говори.
– В этом мире место, где должна ехать леди, находится рядом с ее рыцарем. Именно тут я и хотела бы находиться, мой Герой, когда грозит опасность. Особенно, когда грозит опасность. Но я умоляю не из сентиментальности, не ради пустой формы. Зная то, что я теперь знаю, я могу с уверенностью предсказать, что если вы въедете первым туда, вы тут же погибнете, как погибну и я, и Руфо – лишь только нас догонят. А это будет быстро, животные наши устали. С другой стороны, если я отправлюсь туда одна…
– Нет.
– Пожалуйста, милорд. Я ведь этого не предлагаю. Если бы я отправилась одна, я бы могла погибнуть на месте так же почти наверняка, как и вы. Не исключено, что вместо того, чтобы скормить меня свиньям, он просто поставил бы меня кормить свиней и быть игрушкой свинопасов – судьба, скорее милостивая, чем холодная расправа ввиду моей полной деградации, проявляющейся в возвращении без вас. Но Доралец ко мне небезразличен и, я думаю, мог бы оставить меня в живых… в качестве свинарки и с жизнью, не лучше свиной. Я бы рискнула пойти на это, если б так случилось, и ждала бы возможности освободиться потому что не могу позволить себе гордости; у меня нет гордости, есть только сознание необходимости.
Голос ее стал хрипнуть от сдерживаемых слез.
– Стар, Стар!
– Мой милый!
– Что? Ты сказала…
– Можно мне повторить это? У нас, может быть, осталось немного времени. Герой мой… мой милый.
Она словно потянулась ко мне, и я взял ее за руку; она прижалась ко мне и поднесла свою руку к груди.
Потом она выпрямилась, но руку мою не отпустила.
– У меня уже все прошло. Я становлюсь женщиной, когда менее всего того ожидаю. Нет, мой милый Герой, для нас остается только один способ прибыть туда, и способ этот – рука об руку, торжественно. Это не только безопаснее всего, это единственное, чего я могла бы желать, – если бы я могла позволить себе гордость. Я могу себе позволить все что угодно другое. Я могла бы купить вам Эйфелеву башню для забавы и заменить ее, если бы вы ее сломали. Но не гордость.
– Почему так безопаснее всего?
– Потому что он мог бы – я повторяю, мог бы – позволить нам вступить в переговоры. Если я успею произнести десять слов, он разрешит нам сотню. А потом и тысячу. Я бы сумела залечить его рану.
– Ну, хорошо. Однако, Стар, да ЧТО же я сделал, чтобы обидеть его? Я НИЧЕГО не делал! Мне пришлось изрядно повертеться, чтобы НЕ обидеть его.
Некоторое время она молчала, затем сказала:
– Вы американец.
– А какое это имеет отношение к делу? Джоко-то этого не знает.
– Возможно, к делу это имеет самое прямое отношение. Нет, Америка для Доральца, самое большее, просто название, ибо хотя он и изучал Вселенные, он никогда не путешествовал. Но – вы на меня опять не рассердитесь?
– Э-э… Давай-ка лучше поступим так. Говори все, что нужно, но объясняй причины. Только не пили меня. Тьфу, черт, да пили меня, если хочется, – на этот раз. Только чтобы это не вошло в привычку… милая моя.
Она сжала мне руку.
– Никогда больше не буду! Ошибка крылась в моем непонимании того, что вы американец. Я знаю Америку не так хорошо, как Руфо. Если бы там оказался Руфо… Но его не было; он миловался на кухне. Скорее всего я предположила, когда вам предложили стол, крышу и постель, что вы поведете себя, как вел бы себя француз. Мне и в голову не приходило, что вы от чего-то откажетесь. Если бы я знала, я сплела бы для вас тысячу отговорок. Взятая на себя клятва. Святой день в вашей религии. Джоко был бы разочарован, но не обижен, он ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ.
– Но, черт побери, я все еще не понимаю, почему он хочет прикончить меня за то, чего я НЕ сделал, тогда как дома у нас, как можно ожидать, он мог бы пристрелить меня за то, что я СДЕЛАЛ. Разве в этой стране мужчина вынужден принимать любое бабье предложение? И почему она побежала жаловаться? Почему она не сохранила это в тайне? Черт, да она даже не пыталась. Она приволокла своих дочерей.
– Но, милый, это же не было секретом. Он просил вас во всеуслышанье, и вы приняли приглашение. Как бы вы чувствовали себя, если бы ваша невеста в брачную ночь выкинула бы вас из спальни? «Стол, крыша и постель». Вы согласились.