Дорога славы - Страница 20

– Если вы все время говорите, вы обязательно иногда хоть не много да порежетесь. Так эта компания подписала контракт на двадцатипятичасовую неделю. Неделю! Хотел бы я ограничиться 25-часовым ДНЕМ. Знаете, сколько времени я работаю без перерыва, вплоть до этой минуты?

Я сказал, что нет.

– Вот вы опять разговариваете. Больше 70 часов, чтоб мне провалиться! А за что? За славу? Какая слава в куче выбеленных костей? За богатство? Оскар, я говорю вам по правде: я обрядил больше покойников, чем наложниц у султана, и всем без всяких исключений было абсолютно плевать на то, украшены они рубинами размером с ваш нос и вдвое его краснее… или лохмотьями. Какая польза от богатства покойнику? Скажите мне, Оскар, как мужчина мужчине, пока Она не слышит: почему вы позволили Ей уговорить вас на это?

– Мне это пока что нравится. Он презрительно фыркнул.

– Так сказал человек, пролетающий мимо 50-го этажа Эмпайр стейт билдинг . Но все равно его ждал тротуар. Впрочем, как бы то ни было, – мрачно прибавил он, – пока вы не разделаетесь с Игли, проблемы нет. Если бы у меня был инструмент, я бы мог здорово закрыть этот шрам, все говорили бы: «Правда, он как живой?»

– Не стоит об этом думать. Ей этот шрам нравится. (Черт возьми, он и меня этим заразил!)

– С Нее станется. К чему я пытаюсь привыкнуть, так это к тому, что если идти Дорогой Славы, то на пути попадается все больше препятствий. Но я-то нипочем не собирался идти этой дорогой. В моем представлении хорошей жизнью было бы тихое спокойное заведение, единственное в городке, с набором гробов в любую цену и с такой разницей между себестоимостью и ценой товара, которая давала бы некоторую свободу действий, чтобы проявить щедрость к понесшим утрату. Продажа в рассрочку для тех, у кого хватает разума, чтобы спланировать все заранее, – потому что все мы смертны, Оскар, все мы смертны, и здравомыслящему человеку не мешает посидеть по-приятельски со стаканом пивка и согласовать свои планы с пользующейся хорошей репутацией фирмой, которой он может доверять.

Он тихонько склонился ко мне.

– Знаете, милорд Оскар…. если мы когда-нибудь чудом выйдем из всего этого живыми, вы могли бы замолвить за меня доброе словечко перед Ней. Пусть Она поймет, что я слишком стар для Дороги Славы. Я бы мог многое сделать, чтобы остаток ваших дней прошел в удобстве и радости.. если вы по-товарищески ко мне отнесетесь.

– Разве мы не пожали на этом друг другу руки?

– Ах да, верно ведь. – Он вздохнул. – Один за всех и все за одного, – и пан или пропал. Вы готовы.

Когда мы вернулись, было еще светло и Стар была в шатре – и моя одежда была уже разложена. Я начал было возражать, когда разглядел ее, но Руфо твердо ответил:

– Она оказала «неофициально», а это значит смокинг. Я одолел все, даже запонки (которые оказались изумительно большими черными жемчужинами), а сам смокинг был или сшит на меня, или был куплен в готовом виде кем-то, кто знал мой рост, вес, объем плеч и талии. На ярлыке у воротника значилось: «Инглиш Хоус, Копенгаген».

Но галстук меня убил. Я с ним бился, пока не подвернулся Руфо, он уложил меня на землю (я не стал спрашивать зачем) и одним духом завязал его.

– Вам нужны ваши часы, Оскар?

– Мои часы? – Насколько мне было известно, они остались в кабинете доктора в Ницце. – Они у тебя?

– Да, сэр. Я захватил все ваши вещи, кроме вашей – его передернуло – одежды.

Он преувеличивал. Здесь было все, не только содержимое моих карманов, но и содержимое моего ящика из сейфов «Америкэн Экспресс»: деньги, паспорт, Удостоверение et cetera . Даже те билеты Тотализатора из Аллеи Менял.

Я начал было спрашивать, как он проник внутрь моего сейфа, но решил, что не стоит. Ключ у него был, и все могло быть сделано просто, с помощью фальшивой доверенности. Или непросто, как его волшебный черный ящик. Я поблагодарил его, и он вернулся к своей стряпне.

Я хотел выбросить этот мусор, все, кроме денег и паспорта. Но в таком прекрасном месте, как Поющие Воды, сорить невозможно.

На моей портупее был кожаный кошель; я запихал туда все, даже часы, которые остановились.

Руфо поставил перед изящным шатром Стар столик и подвесил лампу на дереве над ним, а на столе расставил свечи. Темнота опустилась раньше, чем она вышла… и остановилась. Я, наконец, догадался, что она ждет моей руки. Я провел ее к месту и усадил, а Руфо усадил меня. Он был одет в сливового цвета униформу ливрейного лакея.

Ожидание Стар того стоило; она была одета в зеленое платье, которое недавно предлагала продемонстрировать мне. До сих пор не УВЕРЕН, что она воспользовалась косметикой, но выглядела она уже не как полная сил Ундина, которая окунала меня в воду час тому назад. У нее был такой вид, словно ее нужно держать под стеклом. У нее был вид Элизы Дулитл на балу.

Звучала мелодия «Ужина в Рио», вплетаясь в звучание Поющих Вод.

Белое вино к рыбе, розовое вино с дичью, красное вино и жаркое – Стар болтала, улыбалась, сыпала остротами. Однажды Руфо, наклонившись ко мне, чтобы обслужить, прошептал:

– Приговоренные ели с аппетитом.

Я уголком губ велел ему убираться к черту.

Шампанское к сладкому, и Руфо торжественно представил бутылку на мое одобрение. Я кивнул. Что бы он сделал, если бы я отверг ее? Предложил другую марку? «Наполеон» с кофе. И сигареты.

О сигаретах я думал целый день. Это были «Бенсон энд Хеджес» No 5… а я курил эту французскую черноту, чтобы экономить деньги.

Пока мы курили. Стар поблагодарила Руфо за ужин, и он должным образом принял ее комплименты, а я поддержал их. Так и не знаю, кто приготовил тот пир гедониста. Большую часть сделал Руфо, но в трудных местах могла поработать Стар, пока меня брили.